Пора начинать классовую войну

Крис Хеджес

20 октябрь, 2013
Truthdig.com

“Богатые отличаются от нас,” – уверял Ф. Скотт Фицджеральд Эрнеста Хемингуэя, на что Хемингуэй отвечал, “Да, у них больше денег.”

Этот разговор, который скорее всего никогда не происходил, высвечивает мудрость Фицджеральда, которой не было у Хемингуэя. Богатые другие.  Кокон богатства и привилегий позволяет богатым превращать свое окружение в угодливых рабочих, приспешников, слуг, подхалимов и льстецов. Как показал Фицджеральд в «Великом Гэтсби», богатство множит класс людей, для которых человеческие существа это — вещи, которыми удобно пользоваться. Коллеги, друзья, служащие, работники кухни, слуги, садовники, учителя, личные тренеры, даже друзья и семья, вынуждены либо слушаться причуд богатых, либо удалиться. Как только олигархи достигают определенной, не поддающейся контролю, экономической и политической власти, как, например, в Соединенных Штатах, граждане становятся удобными для использования вещами.

Публичное лицо олигархического класса мало напоминает человеческое лицо.  Я, как и Фицджеральд, был брошен в объятия этого класса, когда был молод. Меня, 10-летнего, отправили в особую привилегированную школу в Новой Англии. Отцы моих школьных друзей—которых они редко видели—прибывали в школу в лимузинах в сопровождении личных фотографов (а иногда и своих любовниц), чтобы в прессе были снимки богатых и знаменитых людей, играющих роль заботливых родителей. Я проводил время в домах ультра-богатых и властных, наблюдая как мои товарищи, которые были еще детьми, бесстрастно отдают распоряжения окружающим их мужчинам и женщинам, своим шоферам, поварам, воспитательницам и слугам. Когда у сыновей и дочерей богатых возникают серьезные неприятности, всегда находятся  юристы, публицисты и политические персоны, приходящие на помощь—жизнь Джорджа У. Буша — пример служения богатым.  Богатые презирают бедных – несмотря на широко разрекламированные акты филантропии—и средний класс. Эти низшие классы рассматриваются как недоразвитые паразиты, как неприятности, которых надо терпеть, которым надо иногда давать подачки, но всегда контролировать, и не делиться ни властью, ни деньгами. Моя ненависть к власть имущим, вместе с отвращением к их претензиям, бессердечности и чванству, пришла после того, как я пожил среди привилегированных.  Это был глубоко неприятный опыт. Но он открыл передо мной ненасытный эгоизм и гедонизм богатых.  Еще мальчиком я узнал, кто мои враги.

Неспособность увидеть патологию наших олигархических правителей – главный наш недостаток.  Мы были слепы к порочности нашей правящей элиты из-за беззастенчивой пропаганды паблик-рилейшнс, работающей от имени корпораций и богатых. Услужливые политики, безмозглые развлекательные программы и наша пустая, оплаченная корпорациями поп-культура, превозносящая богатых как лидеров, которым  надо подражать (а если проявить настойчивость и упорно трудиться, можно даже присоединиться к ним), закрывали от нас правду.

“Том и Дэйзи были беззаботными людьми,” – писал Фицджералд о богатой паре, занимающей центральное место в жизни Гэтсби. “Они разбивали вещи, выбрасывали существа, а затем снова возвращались к своим деньгам и к своему безразличию или к тому, чтo им нравилось, оставляя выброшенных людей на произвол.”

Аристотель, Николо Макиавелли,  Алексис де Токвиль, Адам Смит и Карл Маркс – все начинали свои труды с тезиса о том, что существует природный антагонизм между богатыми и массами. “Те, у кого слишком много всего, власти, богатства, друзей и т.п., не хотят и не могут  подчиняться закону,” – писал Аристотель  в  “Политике.” “Зло начинается дома;  будучи еще мальчиками, благодаря роскоши, в которой растут, они никогда не учатся необходимости подчиняться.” Эти философы хорошо понимали, что олигархи хорошо усваивают механизмы манипуляции,  тонкой и открытой репрессии и эксплуатации для защиты своего богатства и власти.  Самый главный механизм контроля – это контроль идей. Правящая элита делает все, чтобы действующий класс интеллектуалов прислуживал идеологии—в данном случае свободному рыночному капитализму и глобализации—которая оправдывает их жадность. “Правящие идеи  —  всего лишь выражение  главенствующих материальных отношений,” писал Маркс, “материальные отношения подаются в виде идей.”

Широкое распространение идеологии свободного рыночного капитализма через средства массовой информации и вытравливание, особенно в академии, критических голосов позволили нашим олигархам соркестровать самое большое неравенство в доходах в индустриальном мире. 1 % в Соединенных Штатах владеет 40 % национального богатства, в то время как 80 % «низов» владеет только 7 %.”  За каждый вложенный доллар в 2008 г самые богатые 0.1 % получили дополнительно $3 в 2008 г.  Остальные 90 % за тот же период получили один цент.  Половину страны сегодня можно классифицировать как бедных или с низким доходом.  Реальная стоимость минимальной зарплаты упала на $2.77 с 1968 г.  Олигархи не верят в самопожертвование во имя общего блага. И никогда не верили. Они раковая опухоль демократии.

“Нас, американцев, обычно не считают покорным народом, но мы именно такие,” пишет Венделл Берри. —  “Как иначе мы могли допустить, что нашу страну разрушают? Как иначе мы могли соглашаться с разрушителями? Как иначе мы могли уступить жадным корпорациям и коррумпированным политикам – и участвовать в разрушении? Большинство из нас все еще достаточно разумно, чтобы на писать в свой колодец,  но мы позволяем это делать другим и еще награждаем их за это. Мы их так хорошо вознаграждаем, что те, кто писает в наши колодцы, богаче, чем все остальные. Как мы можем так опускаться?  Потому что мы не достаточно радикальны. Или потому что не достаточно разборчивы, что одно и то же.”

Подъем олигархического государства предоставляет согласно Аристотелю два пути. Обездоленные массы будут либо восставать для исправления дисбаланса в богатстве и власти, либо олигархи установят грубую тиранию чтобы насильно держать население в повиновении.  Мы выбрали второе согласно Аристотелю. Небольшие победы, одержанные нами в 20-м веке благодаря  союзам, законодательным нормам, Новому договору, судам, альтернативной прессе и массовым движениям, были утеряны.  Олигархи возвращают нас—как это было на текстильных и сталелитейных фабриках в 19-м веке—в состояние удобных для использования вещей.  Они строят самую  широкую сеть контроля и наблюдения за всю нашу историю чтобы держать нас в повиновении.

Этот дисбаланс в богатстве и власти не беспокоил наших Отцов-основателей. Отцы-основатели, в основном богатые рабовладельцы, боялись прямой демократии. Они так построили политический процесс, чтобы исключить народное правление и защитить права собственности аристократии. Массы должны были удерживаться в  страхе. Электоральный колледж, первоначальный орган, назначающий сенаторов, отсеивающий женщин, коренных американцев, афро-американцев и людей без средств, исключил большинство народа из демократического процесса в самом начале зарождения республики. Мы должны были бороться за наши голоса.  Сотни рабочих были убиты и тысячи покалечено. Насилие мешало развитию рабочего движения в других промышленных странах. Мы одержали определенные демократические победы и дорого за них заплатили кровью аболиционистов, афро-американцев, суфражисток, рабочих и участников анти-военных и гражданских движений. Наши радикальные движения, подавляемые и безжалостно разрушаемые во имя анти-коммунизма, были настоящими истоками современных движений за равенство и социальную справедливость. Нищета и страдание рабочих 19-го века отразились в настоящем.  Несогласие снова – криминальный акт.  Меллоны, рокфеллеры и карнеги на рубеже последнего столетия снова постарались сделать из нас нацию хозяев и рабов. Современная корпоративная инкарнация олигархической элиты 19-го века привела ко всемирному неофеодализму, в котором рабочие по всей планете трудятся за гроши, в то время как корпоративные олигархи присваивают миллионы.

Классовая борьба определяет большую часть человеческой истории. Маркс был прав. Чем раньше мы поймем, что мы входим в смертельную схватку с корпоративной элитой, тем быстрее мы поймем, что ее надо сбросить. Корпоративные олигархи в настоящее время захватили все институциональные системы власти в Соединенных Штатах. Электоральная политика, внутренняя безопасность, судебная система, нашу университеты, искусство и финансы, вместе со всеми формами коммуникации, в корпоративных руках.  Наша демократия, с лживыми дебатами между двух корпоративных партий, превратилась в бессмысленный политический театр.  Не осталось способа пресечь требования Уолл-стрит, нефтяной промышленности или военных.  Единственный оставшийся путь для нас – и Аристотель это знал – восстание.

И это не новая история. Богатые, на протяжении всей истории, находили способы подавлять массы.  И массы, на протяжении всей истории, постоянно просыпались и скидывали цепи. Бесконечная борьба в человеческом обществе между деспотической властью богатых и теми, кто сражается за справедливость и равенство, лежит в самом сердце романа Фицджеральда и по-существу представляет собой приговор капитализму. В период написания «Великого Гэтсби» Фицджеральд читал «Закат Запада» Освальда Шпенглера. Шпенглер предвидел, что западные демократии закоснеют и умрут,  а на место традиционных политических элит придут “денежные убийцы”. Шпенглер не ошибся.

“Есть две или три истории,” пишет Вилла Картер, “и они повторяются со все большей жестокостью, чем прежде.”

Зигзаг истории вновь поднял олигархов наверх. А мы снова у разбитого корыта.  Это старая история. Она неоднократно повторяется в истории. Пора начинать новую классовую войну.